Янис Грантс: Творчество

янис грантс: творчество

Это интерактивная страница.
Переключаться между стихами можно при помощи меню справа.
Если навести на стихотворение, то появится комментарий поэта

Не знаю, как у других, но я люблю далеко не все свои стихи. Зато в любой период у меня есть самое главное (программное, любимое, судьбоносное) на данный момент стихотворение. И оно держится «на вершине» месяцы, а то и годы.

До недавнего времени это был текст «Тик-так». Но после выхода в свет антологии «РПР – 2016» я понял, что всё моё многолетнее творчество (без кавычек и в кавычках) оправдывает, может быть, одно короткое стихотворение «Ногти растут».

«Мои любимые МОИ стихи»

стригу ногти на ногах.
маме.
мамочка. мамочка.
детство твоё всё ближе.
скоро я буду мыть
голову твою белую
и укладывать баю-бай.
страшно-то как.
хочется спрятаться под стол,
как в детстве,
когда дед мороз
ещё настоящий.
только что ж это будет:
два малых дитя,
а ногти растут и растут
на ногах
и руках.

«Ногти растут»

Никакого замысла. Стихотворение родилось из быта. После душа (а это целая войсковая операция) мама расчёсывала волосы, а я принёс ей новые носочки и… практически покрылся испариной: ногти на ногах, оказывается, растут самым бессовестным порядком и у людей почтенного возраста. До этого момента мама сама заботилась о себе, во всяком случае – в этом вопросе.

Идея стихотворения выражена четвёртой строчкой: детство твоё всё ближе. Вряд ли это открытие. Скорее, это перепев известного выражения: что млад, что стар. На тот момент маме исполнилось 87 лет. Она становилась всё беспомощнее. Было страшно. Было страшно, когда я понял, что она забывает поливать цветы. Ещё было страшно, когда я понял, что она разучилась заваривать чай. Было страшно, когда я понял, что она не различает дня и ночи. Страшно именно в первые какие-то секунды, может, минуты. И действительно – хочется превратиться в несмышлёныша, спрятаться под стол и закрыть глаза. Потом ты приходишь в норму и просто принимаешь тот факт, что самый твой близкий человек потерял ещё одну жизненную функцию.

На встрече в библиотеке Бродокалмака одна немолодая женщина заметила: «В этом стихотворении есть свет, есть надежда. Знаете, почему? Потому что всё пропадает, старится, умирает, а ногти – растут. Растут – значит, жизнь продолжается. Значит, рано сдаваться».

Единственный образ текста – это, наверное, Дед Мороз. Он списан с реального факта. Когда-то мне поручили роль Деда Мороза, и мы со Снегурочкой поехали по квартирам сослуживцев. Двухлетняя дочь одного из них зарыдала в три ручья от страшных незнакомых людей, спряталась за маму, на этом представление было окончено.

Итак, сверх – я бы сказал – идея стихотворения «Ногти растут» – призыв к любви и сопротивлению.

Мать – это сверхъестественное. После её ухода я потерял бОльшую часть себя. Здесь уместно сказать о вымысле. Да, стихотворение списано с натуры. Но это вовсе не означает, что все мои тексты – такие. Потому что если я всегда делился бы с бумагой лишь сокровенным, то я давно сошёл бы с ума. Выдумывать сокровенное, выдавать фантазию за болевую точку – может быть, самое прекрасное, что дарит мне поэзия. Враньё, которое на каком-то вираже вдруг становится важнее, откровенней, нужнее, правдивее самой правды – это ли не чудо искусства?

Синтаксис в этом стихотворении явно не изобилует разнообразием и изяществом. Лексика – разговорная. Доверительная, я бы сказал. Дважды произносится слово «детство» (и один раз «дитя») как начальный и конечный пункт земного пребывания.

Во втором томе «РПР – 2016» об этом стихотворении душевно и трогательно написал Андрей Пермяков. Спасибо ему большое.

Ещё раз повторюсь: самое любимое моё стихотворение из МОИХ на сегодняшний день.

день промок.
и ты промок,
добираясь вплавь.
закрывайся на замок.
сковородку ставь.
жарь яичницу из трёх.
кофе заваргань.
(просто дура! дура, Лёх!
дура, а не дрянь!)

ты излечишься (тик-так).
справишься (тик-так).

только это всё не так,
даже если так.

«тик-так»

Впервые опубликовано: журнал «Дети Ра», №9 (107)\2013 (подборка стихотворений «Даже если так»). Также вошло в книгу «Стихи 2005-2014 г.г.» / Янис Грантс. – Челябинск: Изд-во Марины Волковой, 2014. – 60с. – (Галерея уральской литературы. Кн. 19-я).

Никаких замыслов у моих стихов никогда (кажется) не бывает. Отправной точкой всегда является какое-то слово или словосочетание: подслушанное, прочитанное, всплывшее в голове, придуманное и т.д. Я называю это слово (или словосочетание) паролем стихотворения, хотя в процессе работы этот пароль может отойти на второй план или вообще исчезнуть из черновика. В данном случае мы просто беседовали с одним моим товарищем о том и сём, и он в какой-то момент сказал «а время-то – тик-так, тик-так», имея ввиду, что некие возможности вот-вот накроются медным тазом, поскольку в следующем месяце «провернуть» кое-какое дело не представится возможным. Такое мы, возможно, слышим ежедневно. То есть это общепринятое выражение. Я вдруг подумал тогда (отчётливо это помню), что ни разу не использовал в стихах этого прекрасного «тик-так». И, придя домой, просто накатал это самое «тик-
так» в тетрадке.

Идея появилась уже, наверное, на шестой строке стихотворения. Некая неуютная (всегда у меня так) ситуация разлуки, ссоры, ну, чего-то подобного, что то и дело происходит между любящими людьми. Тут, правда, всё под вопросом: ссора ли это? Любящие ли это люди? И кто, собственно говоря, кого тут любит? Ага, кто-то возвращается домой, жарит там что-то себе, но в какой-то момент всё равно его обжигает мысль, которая и так преследовала его весь день: почему она ушла? (почему мы поссорились? почему я ушёл?) Впрочем, есть уточнение: герой, который упоминается в этом стихотворении, может говорить и о себе, то есть он и есть этот самый Лёха. Но, может, герой просто говорит о каком-то своём друге Лёхе. При этом почему любимая (любимая ли?) «дура, а не дрянь» – понять невозможно. То есть сути конфликта (ну, сути случившейся жизненной ситуации) мы не знаем. Так вот, вырисовалась такая идея: надежда человека на лучшее при полнейшем (осознанном – я бы сказал) понимании, что это невозможно.
Образов в этом стихотворении, как мне кажется, всего-ничего: один. Затрёпанный-заезженный образ дождливого дня («день промок», «добираясь вплавь»).

Помню, что долго размышлял над тем, не выделить ли двустишие «просто, дура! дура, Лёх! // дура, а не дрянь!» в отдельную строфу, чтобы создать ситуацию неожиданности: героя опять накрыла эта мысль, никак не связанная с тем, что было до двух этих строчек. Но потом ограничился заключением этих строчек в скобки. Мол, то, что происходит наяву, скобками не запирается, а то, что происходит в голове героя – заключено в скобки.

Напоследок:

Это стихотворение, как я уже упоминал, я любил больше других своих текстов. Тут, как мне кажется, получилось совершенно банальную ситуацию, банальные слова и т.д. «приподнять» до уровня, эээээээ, философии жизни (сказано, однако).
Является ли теперь это стихотворение «серебряным призёром», поскольку «Ногти растут» вытеснило его с первой строчки? Не знаю. Спортивный подход в этом случае, похоже, не работает.

мама отвела меня за ручку к репетиторше (правда);
на виолончель (неправда);
на скрипку (неправда);
репетиторша сделала из меня мужчину (неправда);
я сделал из репетиторши женщину (правда);
как-так! семилетний пацан? (раскусили, неправда);
маму я больше не видел, она сбежала (правда);
с английским лордом (неправда);
со швейцарским сыроваром (неправда);
с цирком-шапито (правда);
бабушка назвала меня за глаза подарочек чтоб он сдох (правда);
меня хватило на три занятия с репетиторшей (неправда);
на два (правда);
жаль, очень-очень-очень талантливый мальчик (неправда);
конечно, что-то из него можно было бы состряпать, но - пальцы, слишком уж грубые пальцы (правда),
а сейчас начинается самое интересное (неправда);
конец (правда).

«ночь (музыкальное образование)»

Впервые опубликовано: журнал «Волга – ХХI век» (№ 3, 2008)

Довольно редкий для меня пример возвышения формы над содержанием. Эта игра (правда – неправда) попалась мне на глаза в одном романе Марии Галиной. Но в том тексте этот приём как-то быстро сошёл на нет и растворился в повествовании, а мне – запомнился. То есть замысла у стихотворения не было, был – приём, который хотелось использовать. На счастье один мой товарищ заговорил со мной на тему репетиторства: сыну нужно подтянуться по математике, не знаю ли я приличных и недорогих репетиторов. Я никого не знал, зато знал, что стихотворение начнётся именно с этого. А вот чем закончится? Я примерно могу знать, чем закончатся мои рассказы, а вот чем закончатся мои стихи – не представляю.

он прожигал мне простыни
а я любил его
дались мне эти простыни
ведь я любил его

он прожигал мне простыни
не ведая того
что прожигал мне простыни
но я любил его

торчали всюду пепельниц
ребристые бока
но пепел мимо пепельниц
несла его рука

он прожигал мне родинки
на шее я терпел
дались мне эти родинки
на шее я терпел

он прожигал мне яблоки
глазные я терпел
дались мне эти яблоки
глазные я терпел

он родинки вылизывал
на шее я терпел
все раны мне зализывал
я корчился я тлел

я битым псом заискивал
и корчился и тлел
и я любил неистово
а он меня терпел

«простыни»

«Простыни» – реальная история. Он всё время дымил в постели и говорил, что хочет жениться. Конечно, говорил так, чтобы меня разозлить. Я злился и… любил его до беспамятства. «Прожигать» в данном случае вырастает из банального и прямого высказывания «оставлять дыры на постельном белье» в космическое «ранить сердце, убивать чувства». Очень люблю этот текст.

Впервые опубликовано: «Мужчина репродуктивного возраста» [стихотворения и поэмы] Челябинск: ИД Олега Синицына, 2007. – 70, [2] с.: 7 ил.- («Неопознанная земля»);
Также напечатано: Антология. Современная уральская поэзия 2004 – 2011 годов. Издательская группа «Десять тысяч слов». Челябинск, 2011. – 352 с.

1.
на углу Руставели-Гагарина
было встретиться уговорено.
я пришёл: воротник засаленный,
да и сам-то весь замусоленный.
и качался асфальт, как палуба.
и кончалось на небе крошево.
я так ждал тебя! ждал, и – стало быть –
я не ждал ничего хорошего.

2.
и когда ты придёшь когда-нибудь,
и обнимешь меня, продрогшего,
будет солнце зашито зА небо,
будет небо – холстом изношенным.
ты обнимешь меня, продрогшего,
на прощанье.
всего хорошего.

3.
зашили, а шва и не видно.
да, видно, зашили ланцет.
боль зреет. растёт грибовидно,
и сеет свой атомный след.
мне легче, твержу я, мне легче.
мне чуть потерпеть. выждать лишь.

и небо – как зеркало крыш.
и время – всё лечит и лечит.
и ты – всё болишь и болишь.

«небо»

Впервые опубликовано: «Мужчина репродуктивного возраста» [стихотворения и поэмы] Челябинск: ИД Олега Синицына, 2007. – 70, [2] с.: 7 ил.- («Неопознанная земля»);

Чуть ли не первое стихотворение, написанное по приезду в Че после существования на Северах. Движитель – отчаяние. Я попал на фестиваль «Транзит – Урал», где слушал стихи не известных тогда мне Извариной, Санникова, Петрушкина, Туренко, Чепелева, Сунцовой. Я был раздавлен. Вот – стихи, а то, что делаю я – даже слов не подобрать. Имитация. Глупость. Пошлость. И я сжёг всё, созданное до «Неба», кроме стихотворения «Человек-тополь» (написано, когда мне было 18 лет).
Отчаяние от поэтического бессилия в этом тексте преобразовалось в отчаяние любовное. Маленький человечек под снегом, на ветру, кого-то ждёт. Ждёт, но знает, что всё уже предрешено. Стихотворение понравилось многим коллегам и читателям именно, как мне кажется, за узнаваемость этого состояния безысходности. Тут и приходят на ум параллели поэзии и жизни (тексты должны показывать жизнь во всём её многообразии). Но я этих параллелей не люблю. Если и должно что-то на чём-то базироваться, так это жизнь на литературе, а не наоборот. Почему? Да потому что никакая (даже самая фантастическая или фантазийная) литература не сравнится с коварством и несправедливостью жизни. Литература – гуманней.

Пальцы твои стрекозьи
клавишей давят клей.
(Я утонул в неврозе
от нелюбви твоей).

Улицы, как помои,
в сточной стоят ночи.
(Сделай хоть раз по-мое-
музыку замолчи).

«клавиши»

«Музыку замолчи». Вот мнение Романа Япишина: «Это не просто ошибки или элементы игры, это расширение границ языка. Почему бы и нет? Если всем всё понятно, почему бы так не говорить? Развитие (а не деформация) – основная задача поэзии и поэтов».

Мнение Н. Бердинских: «Стихотворение демонстрирует тенденцию обытовления литературы. Стихотворение целиком и полностью обращено на самое обычное, знакомое всем чувство, которое ничем не осложнено. Автор не использует средств выразительности, но зацепляется за классические образы и начинает их трансформировать. Это он делает с целью передать гнетущее чувство усталости, но не апатичной усталости, а усталости, полной решимости, ведь лирический герой отрицает желание продолжать эту музыку. Мы наблюдаем кризисное, знакомое всем и каждому состояние, от которого рано или поздно нам всем хотелось бы избавиться.
Хочется надеяться, что у лирического героя «музыка замолчала», и помоев в мире его улиц стало меньше».

клюют колодезную крышку
четыре чахлых сизаря
для октября морозно слишком
белым-бело для октября

куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет
(сегодня восемь лет Полине
а мне не знаю сколько лет)

так тихо жутко так и тихо
что дом в окне облез до плит
и после «с» неразбериха
когда считаешь алфавит

«окно. полина»

Впервые опубликовано: Русская поэтическая речь – 2016. Антологияанонимных текстов. – Челябинск: Издательство Марины Волковой, 2016. – 568 с. (Подборка стихотворений, глава №12).

Тот самый случай, когда автор не до конца понимает написанный текст и разгадывает его как обычный читатель. Это очень странное и волнительное чувство. Думаю, что это стихотворение – скорбь отца по умершей дочери, которой сегодня исполнилось бы восемь лет. Вот и алфавит заканчивается для героя (даже не героя, поскольку нет ни одной детали его внешности, характера или действий, а – повествователя) буквой «с». Думаю, что «с» – это смерть. Впрочем, не знаю.

А вот что пишет Роман Япишин: «Во-первых (и во всех последующих) начинается оно со звукописи, что само по себе всегда бросается в глаза и запоминается (опять же, ассоциации с детским «четыре чёрненьких чертёнка»):
Клюют колодезную крышку
Четыре чахлых сизаря…
Я говорил о крупных образах, здесь как раз (во-вторых) есть такой образ: крышка колодца. На самом-то деле сизари клюют крошки или зерно, а не её, но издалека лирический герой не видит ни крошек, ни чего-то другого, поэтому создаётся впечатление, что они клюют несъедобную крышку, о чём нам и говорят в экспозиции стихотворения. Также, отметим слово из разговорной лексики «сизари» (не голуби и не снегири для рифмы), у этого слова множество оттенков, оно используется в текстах и народных песен, и военных, и блатных, но само по себе оно показывает лирическое настроение героя. И оно, настроение, не просто лирическое, это состояние безысходности. Здесь и клюющие ничего голуби, причём чахлые, умирающие, и рано наступившие холода (опять лирическое «белым-бело»), и облезший от жуткой тишины до плит (опять крупный образ) дом в окне, и неразбериха при подсчёте букв после девятнадцатой «с». Но безысходность познаётся в сравнении. Для этого и появляется восьмилетняя Полина, ребёнок (в-третьих), у которой к тому же день рождения:
куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет
(сегодня восемь лет Полине
а мне не знаю сколько лет)
Имя Полина происходит от имени бога солнца Аполлона и одно из значений – солнечная («с»). Герой даже не знает, сколько ему лет, но зато знает, сколько лет этой соседской девочке, которая упоминается-то всего два раза: в названии и во втором четверостишии. Отсюда и это состояние жизни, радости, происходящей где-то совсем близко, но недоступной для героя. Он запутался:
куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет…
Он не может разгадать, что происходит в его жизни, и к чему это приведёт. Такая неподвижность, статичность свойственна для поэзии Яниса Грантса, его герои находятся в одном месте, редко пребывают в движении, они склонны к наблюдению, к сопоставлению взгляда во вне (здесь окно) со взглядом в себя, и как следствие, два этих вида, внешний и внутренний, взаимосвязаны, то, что видит герой на улице зависит от того, что у него происходит внутри.
Всё это, конечно, полбеды. Ещё полбеды (беды, от которой читатель заразится раз и навсегда любовью (громкое слово! Но иначе не скажешь) к поэзии Яниса) – это лексика, синтаксис, то, как поэт умеет обращаться со своим словарём. Можно сказать и о неподражаемом стиле, который не спутать со стилем поэтики другого автора. Но говорить об этом долго, скучно и бесполезно. Лучше просто читать».

дышит одышкой. цветёт как самшит.
села в троллейбус. шуршит и шуршит.

шепчет. невнятно. и шарит ковшом.
в маленьком. среднем. побольше. большом.

с пола поднимет. уронит с колен.
свой бесконечный полиэтилен.

что ты там ищешь, смешная душа?

на «станкомаше» выходит, шурша.

«троллейбус»

Впервые опубликовано: журнал «Знамя» (№ 12, 2012).

Я люблю стихотворение «Троллейбус». И это первая причина того, что я представляю его как своё программное. Конечно, все стихи на момент их написания кажутся непревзойдёнными твоими шедеврами, но проходит какое-то время (от одного часа до, скажем, одного года), и ты уже видишь в своём «шедевре» какие-то изъяны. Так вот, ничего подобного (никакой метаморфозы взглядов) не произошло в данном случае.

В стихотворении «Троллейбус» есть полный набор «штампов» от Грантса. 1. Это короткое стихотворение (восемь строк). 2. Это набор самых простейших рифм, сложенных из простейших слов: душа-шурша, ковшом-большом и т.д. Возможно, несколько выбивается из этого строя слово «самшит», но я просил нескольких человек подобрать рифму к слову «шуршит» – и «самшит» назвали 6 из 10 участников эксперимента. 3. Это указание места действия – любимый город, остановка «завод Станкомаш». 4. Это короткие предложения. В большинстве – это слова-предложения.

В таком ракурсе каждое слово приобретает дополнительный вес, поскольку точка предполагает остановку, вдох, погружение. 5. Это реальная история, которая началась для меня (как и любое другое стихотворение) со слова. Иногда это бывает не слово, а словосочетание. Этот эпизод я называю «импульс». Слово (словосочетание) может неожиданно всплыть в памяти, оно может быть услышано в маршрутке или с экрана телевизора, оно может быть вычитано в книге или газете. В данном случае я сел в маршрутку № 22. Со мной сел некий помятый и немолодой мужчина с кучей пакетов в руках. Вероятно, бездомный. Денег он не платил, но его никто и не пытался заставить заплатить за билет. И вот он сел и начал рыться в своих бесконечных пакетах. Эта история закончилась бы для меня ничем, но тут женщина сзади (негромко) сказала: «Да что ж это такое – шуршит и шуршит». И вот после этой реплики я понял, что стихотворению – быть. Почему троллейбус, а не маршрутка? Почему женщина, а не мужчина? Это, на мой взгляд, ничего не меняет.

Я люблю это стихотворение ещё и за то, что здесь есть кое-что и не характерное для Грантса. 1. Аллитерация. Этот приём я употребляю достаточно редко. На мой взгляд, здесь это очень украсило стихотворение. Мной было написано приблизительно 60 строк. Я вычёркивал и придумывал новые строчки. И вот когда казалось, что стихотворение уже полностью готово, я всё же сделал последнюю правку – убрал это непрекращающееся «шшшшш» из строчек 5 и 6. И это, считаю, было правильным решением, поскольку переизбыток шипения приводил к какой-то карикатурности, какого-то смешка над героиней. 2. Тут нет парадоксального окончания, некоего карнавального разворота, нет того, что Артём Филатоф назвал «утрированными концовками Грантса».

о чем будем читать дальше?

Янис Грантс

Татьяна Шкербина

Анатолий Костюк

о других героях

Творчество

об этом же герое

Личность

Наш взгляд